Гриффиндор:

…Даже если я проиграю, я буду ставить на красное.
Потому что черное - это мрак. Это тайна смерти, которая мне совершенно не интересна. Когда я умру - начнутся совсем другие игры. Но и там я поставлю на красное - на тот огонь, который говорит мне, что я бессмертен. Огонь сердечного тепла, цвет радости, цвет крови, которая пролита не зря, цвет перьев феникса.

Вечное возрождение покупается не унылыми трудами и не тайным знанием. Вечное возрождение обретается только благодаря сердечному жару. Мое сердце пылает, оттого, что я люблю жизнь. Я так люблю жизнь во всех ее красках, что не могу умереть.

Я ненавижу смерть, отчаяние, бессилие, я ненавижу бесполезные слезы по ушедшим, слезы жалости к себе. Я ненавижу гниение - неосуществленных замыслов, не сделанных дел, неоправданных надежд и все то, что оставляет за собой только трупы. В трупах нет ни радости, ни огня. Их невозможно изменить. Только спрятать.

Нам говорят - в этом старом, усталом мире полно убожества и уродства. Он истекает слабостью, как лондонское небо, он может только разочаровать. Но я молод - и знаю, что это не так. Я молод - и оттого не мудр печальной мудростью пессимиста. Всем умирающим на моих глазах не хватает сердечного жара. Любой живой знает, что наш мир - юн и остр, он полон величия, славы, безумных порывов и отчаянных подвигов, и он полон красоты.

Нам говорят, что умный никогда не станет жертвой собственных страстей, он оценит свои возможности и станет дипломатом. Но я не дипломат, я не знаю своих возможностей и потому всегда буду жертвой дружбы. Мне легче верить в людей, чем не верить в них.

Нам говорят, что книги содержат все необходимое, нужно только найти ключ. Но у меня уже есть ключ, которым я вскрываю не книжные переплеты, а запертые двери. За каждой из этих дверей меня ждет радость. Я доверяю автору этого мира, и потому ничего не боюсь.

Нам говорят, что мы глупцы и авантюристы. Но я просто знаю, как скудость ума парализует действие. Расчетливый умник не может даже жениться, потому что вечно занят поиском наилучшего варианта. Лучше десять раз потерпеть крушение, увидев новые земли, чем так и не отойти от берега.

Нам говорят, что вокруг полно лицемеров и подлецов, которые смеются над наивностью и пользуются чужой силой. Я не подлец и не лицемер, и поэтому знаю, что каждый живет в той компании, которую выбрал себе сам. В круге подлецов и лицемеров я всегда буду чужаком.

Нам говорят, что мир болен тщеславием и духовной нищетой. Я выбираю здоровье. Лучше быть красивым и здоровым, чем бедным и больным.

Нам говорят, что мы безрассудны. Но я просто горяч. И я горю недостаточно, если это пламя никого не делает счастливей. Лучше быть счастливым с кем-то, чем несчастным в одиночку. Разделенное счастье стоит того, чтобы биться за него на чужом берегу.

Нам говорят, что миром нужно править, иначе он сойдет с рельс. Но я не хочу управлять, я хочу разделить с теми, кого люблю, этот прекрасный мир. Любовь сильнее воспитания. Во всяком случае, она дает надежду на взаимность.

Нам говорят, что каждый из нас одинок. Но из многих голосов всегда возникает хор, из многих клинков - склад оружия, из многих слов - один гимн, из многих рук - одна команда. Признаюсь, я люблю квиддич. Не за победу. За взаимоподдержку.

Нам говорят, что в мире есть Темный Лорд, который всегда будет править частью мира. Но моим миром он не правит, в моем мире нет смерти, и потому я знаю, что мы сильнее его.

…Ну счастливее - это точно. А теперь, пожалуйста, дайте список учебников на семестр, не волнуйтесь - адрес штаба я запомнил, - на похоронах буду, и поставьте завтра Боба Марли, иначе покойник встанет, возмущенный этими звуками… Не знаю, кто этот Шопен, но явно не честный англичанин… Отличные были леденцы, особенно золотая тянучка… И повторите пинту пива. Завтра я буду пить красное… [u]

Рейвенкло:

Мне всегда казалось, что это просто, проще всего: знание это сила. Интеллект это достояние. Глупые всегда проигрывают, так как не умеют выбирать. Мир - большая библиотека, и если ты знаешь коды доступа, весь этот мир ляжет у твоих ног. Люди склоняют головы перед чужими мыслями, перед мощью разума или знаний: как бы дики и самодовольны они ни были, есть то, что мощнее и важнее их.

Чародей - это всегда книжник. Или чернокнижник. Так просто.
Это было легко - красота абстрактных формул, язык цифр со своим ритмом и рифмами, объемы пространства, повторяющие тот библиотечный свод, что незримо парит над нами. Невесомая геометрия, нити Ариадны в лабиринтах чужих идей, лучи, идущие их глаз понимающего человека. Прозрачная и ясная кровь людей, превратившихся в каталоги. Ирреальные и смелые конструкции, которые конструирует разум - он никогда не спит, он вечно возводит стены-ограничители и кровли, он распахивает окна, чтобы внутри и снаружи был свет.

Мне кажется, любовь подобного человека - это полет среди стальных облаков и лазурных небес, полет без приземления.
В юности я думал, что сердце и разум - это два разных этажа со сломанной лестницей. Либо - либо. Это было привлекательно. Не затрагивая чувств, любоваться совершенством мысли. Я догадывался, конечно, что любая проявленная форма - локон девушки, трепетавший на ветру, рука, держащая смычок или секиру, поцелуй, тень высокой башни, мозаика цветного стекла, открытые улыбкой губы - все это форма чьей-то мысли, и сталкиваясь с этим, я вижу, осязаю и всеми чувствами поглощаю мысль.

Это было так банально. Девочка-заучка с книжкой на коленях и мальчик-боец, голос улицы, которому чуть-чуть не хватает манер. Идеальная пара.

Это подлинная история Ровены Рейвенкло, дамы с Единорогом, и Годрика Гриффиндора, рыцаря с мечом.
Ты уже однажды рассказывала мне об этом. В детстве.

Ты была моим лучшим другом. С тобой было интересно - порой весело, порой страшно, порой невыносимо грустно. Я думал, наша дружба продлится долго, всю жизнь, которую ты тратила бы на старые книги, древние языки, ошибочные расчеты и парадоксальные афоризмы - если бы не мои обстоятельства. Я так любил делиться ими с тобой! Ты никогда не вызывала моей зависти или ревности, и никогда не переходила моей дороги. Как и твоя стихия - воздух - ты была прекрасным дополнением ко всему, что я делал. Столь нужная мне рассудительность и столь гармоничная уверенность в лучшем.

Ты посмеивалась над собой и моими вопросами, где твои кавалеры. «Я рыцаря ждала в библиотеке, а он в библиотеку не зашел». Тонко подмечено! Лето после выпуска. Я ржал, как грузчик.
- Ты встречаешься с кем-то?
- Ну конечно.
- И как? Это серьезно?
- Слушай, он лучше всех. У него такая нежная кожа. Гладкая. Правда, он довольно тяжелый, но мне больше нравится, когда он сверху. Никогда не забуду, как облила его вишневым соком, пришлось облизывать… Он так мило корчился…
- Ты про кого это говоришь???
- Ну, а то ты не знаешь. Про мой Волшебный англо-немецкий Словарь!
- Тьфу! Я думал, это наконец парень!
- Ну, это в будущем. Я не готова к измене. Вот почитаю еще, подготовлюсь - и заведу ухажера.

Конечно, смешно слышать о непременной измене в 17 лет. Нелепо верить в то, что книги не предают, а люди - постоянно. Наверное, ты просто еще не любила. Или, может быть, тебя кто-то когда-то обманул.
Мне потребовалось 30 лет, чтобы я понял, что моя жизнь без тебя не имеет смысла. Я хотел подарить тебе тот мир, который знал и в котором жил. Я чувствовал себя сиротой без твоего ясного взгляда и глубоких, захватывающих, неженских мыслей, которые ты изрекала так же просто, как дышишь. Я чувствовал… голод.
Когда я осознал, что задыхаюсь в чаде самолюбия, глупости, тщеты, мелочных проблем и бытовой злобы - я пришел к тебе. Помнишь? Я пришел, чтобы сказать тебе самое важное за все эти годы: что я, кажется, тебя люблю.
Ты улыбнулась - и отказала мне на том основании, что все это ерунда, старые тени, недокушеные локти. И еще ты сказала: найди себе ровню.
…Занала бы ты, как я ненавидел твои дурацкие книги!!! Они лишили меня всего: твоего внимания, твоего взгляда, моего места в твоей жизни.
Я направил волшебную палочку в свой висок. Ты сказала: брось дурить, мы друзья. Так было 30 лет, и это многого стоит. Нет - ты не презирала меня. Но я абсолютно точно понял, что если я сейчас умру - ты не будешь безутешна.
Тогда я направил палочку на твой гребаный книжный стол, на твои гребаные полки, свитки и всю эту рухлядь, от которой веяло лишь смертью. Которая заморозила твою душу.
Я помню, как они вспыхнули.
Прости меня.
Конечно, ты выбрала их. Не меня.
… Знаешь, что самое ужасное? То, что сейчас я сижу и пишу книгу. Или не книгу - признание. Я ПИШУ, вместо того, чтобы кричать или оправдываться, или вместо того, чтобы убивать, побеждать, завоевывать, выбирать брачные кольца, покупать билеты на Мальдивы. Или вместо того, чтобы чинить каминные сети. Напиться было бы более логично.
Я пишу, чтобы понять. Как могло случиться, что любовь - это не то, что ты говорила, не то, что я думал, не то, что пишут поэты, не то, на чем строят теоремы философы или моралисты, не то, не то, не то.
Как случилось, что я никогда не интересовался тем, что ты делала? Чего желала? Чем жила? Не применительно ко мне - а сама по себе?
Как случилось, что мой мужской рассудок, который все так точно просчитал, оказался слепым и проиграл твоему - в сто раз более независимому и в сто раз более чистому? Как вышло, что ты оказалась права?
Как вышло, что я лгал себе 30 лет и не замечал этого, любил тебя - и не мог признаться, не жил тобой, не погибал из-за тебя - и не замечал этого? Как вышло так, что книги не предали тебя, а я - предал?
«Я рыцаря ждала в библиотеке, а он в библиотеку не зашел». Ха-ха-ха.
…Синдром Цирцеи. Порог библиотеки превращает рыцарей в свиней.
Видимо, это были твои последние слова. Я имею ввиду, обращенные ко мне.

Я видел, что ты спасала не книги. Ты спасала то, из-за чего все они хоть что-то стоят. Надежду на то, что придет завтра. Веру интеллекта в свое бессмертие. Это было так нелепо - роман с мировой библиотекой. И это было так страшно, бесчеловечно, поучительно и… справедливо. Ты, конечно, давно прочитала в них каждый лист. Никогда ты не ощущала особой сладости обладания редкостью - твои книги были в разном состоянии. Ты никогда не гладила их переплеты. Поэтому я порой считал, что все это несерьезно.
Я никогда не забуду твоих глаз, смотрящих прямо в мою душу поверх горящей бумаги. Ты - ЗНАЛА. Ты совершенно точно знала, что любовь - это не то, что пишут в книгах или что говорят влюбленные. Любовь - это книга со многими уровнями смысла, со многими подтекстами и чарами, написанными на полях. Каждый любит так, как он умеет читать. И только то, о чем он способен читать постоянно. Вот и все.
Тебе хватило ума выбрать по зову сердца.
Ты знала, что я должен написать это. Я был для тебя прочитанной книгой. Прости, что оказался тебе неинтересен.
Банальная история. Только совсем другая. Кому-то не хватило волшебства не завоевывать чужую любовь, а просто стать ее достойным. Играя или сцепив зубы превратиться в книгу, которую можно перечитывать несколько раз.
Или мой предел - всегда - криминальный комикс?
Почему я никогда не задавал себе эти вопросы прежде?
Весь мир - это не кладбище книг, это многоголосый хор вечно живых голосов настоящего и прошлого, каждый из которых может быть подхвачен будущим. Это самые мощные чары на свете. Они связывают человека и знак. Все люди - это тексты, и самые любимые из них всегда будут объектом страстей, преступлений, заботы, нежности, объектом вечного возврата, мерилом нашей собственной цены.

Последний лист всегда написан кровью. Ты знала это с самого начала, и не по прихоти Шляпы Твое царское имя начиналось с той же буквы, что и твой факультет. Ни то, ни другое ты не могла предать. Ровена. Предательство - это продолжение невежества.
Прости, что я понял это только благодаря тебе.

Хаффлпафф:

Мы основа, корни, из которых растет древо, и ветви его – храбрость Гриффиндора, ум Рэйвенкло и воля Слизерина. Среди любых войн и бурь мы сможем сберечь наш уютный и прекрасный мир. У нас всегда найдется ароматный чай, свежее печенье и время для дружеской беседы.

Мы дружим со всеми, каждому можем сказать: «Да ладно, брось, все будет хорошо!» и отправится делать так, чтобы все было хорошо.

Оглядываясь вокруг, мы видим глаза людей… Каждый интересен, каждого можно понять.

Мы бываем циничны, потому что это лучше ханжества. Цинизм помогаем нам сохранить здравомыслие.

Когда кто-то рассуждает об улучшении мира, мы отвечаем: «Хочешь сделать мир лучше? Для начала помой посуду!»

Мы не превозносим до небес героев и безумцев, потому что есть вещи поважнее.

Настоящая жизнь состоит из тысячи маленьких и иногда незаметных деяний. Их тоже надо уметь делать хорошо, а для этого необходимо работать каждый день. У нас учат сражаться с книгами, учебными предметами, с собственной слабостью и ленью. Победить – значит преодолеть себя.

Мы добры, потому что мы сильны, и нам не надо никому ничего доказывать. Мы можем себе позволить быть добрыми и честными.

Мы редко ошибаемся, потому что у нас мысль всегда впереди действия. И потому, что мы вместе там, где это возможно. Наша дружба крепка, как камень. Факультет – это одно целое, твоя судьба зависит от твоего однокурсника. Общий успех зависит от тебя. Ты не имеешь права делать что-то плохо, потому что ты не один.

Мы хорошо играем в квиддич, так как умеем работать вместе, кто-то руками, кто-то головой или корпусом, а вообще - кто чем.

У нас не принято ссориться – война, пусть даже и маленькая, всегда разрушает. Ее нужно отличать от состязания. Мы любим соревнования, но всегда помним, что есть вещи поважнее – дружба, честность и наши принципы.

Добро пожаловать к барсукам!

Слизерин:

Природа обновляется огнем и преображается смертью. Где смерть становится воскресением - змея закусывает собственный хвост.
Каждый из живущих знает, что умрет. Но не всякий знает, что может выбрать свою смерть. Не всякий знает, что у смерти два лика. Только первый из них ведет в небытие, в могилу, где гниет труп. Только он окрашен в зеленые, призрачные тона Царства Мертвых - цвета гниения и разложения. Только первый из них - черный лик - разрушает форму тела.
И есть бессмертие - путь растворения, белый лик смерти, вечное путешествие. Ведь тело не что иное как застывший дух. Тело начинает растворяться по мере пробуждения духа, как лед растворяется в закипающей воде. Эту смерть избрали Агасфер и Мерлин, и многие, оставившие после себя в гробнице лишь благоухание. Кто смог пройти белым путем, тот уже не оставляет за собой трупа. Он возносит земную материю в духовные небеса и там растворяет ее. Это путь сияния и серебра.

Все те, кто вовлечены в суету, кто охвачены тщеславием, жадностью, стремлением списать все на исполнение какого-то долга, кто ослеплен иллюзией - может ли их судьба быть чем-то иным, нежели повествованием о смерти и только о ней одной? Их жизнь - вечное кладбище убитых желаний, незавершенных дел, погибших замыслов. В дорогих и изукрашенных гробах лежат мертвецы - ваше бессмертие, которое вы предали.

Смерть преодолевается готовностью оплачивать свой опыт Познания по самым безжалостным счетам. Изживая свою смерть телесно и ничего не боясь, следуя лишь зову духа, ты обретешь мудрость змеи и сбросишь тленную оболочку, как прозрачную кожу.
Знания само по себе оно нейтрально. Знание может убить и может воскресить. Но лучше знать, чем не знать. Есть знание, что приходит готовым - оно преобразует волю и разум. Словно во тьме вдруг разливается свет. И есть знание, что просачивается сквозь кожу - оно преобразует чувства и опыт, и в свете дня знакомые предметы изменяются до неузнаваемости - изменяются, потому что приобретают свой истинный вид. На посохе Гермеса две змеи - дневная и ночная. На мировых весах две чаши - с живой водой, и с мертвой, на правой плече одна, на левом - другая. Но две змеи обвивают единый жезл и две чаши весов крепятся к одной оси, и два пути являют одно направление, и две руки деяния - левая и правая - принадлежат одному существу. Нам не нужно разделение, ибо часть всегда ущербнее целого. Нельзя выбрать из человечества либо мужчину, либо женщину, и объявить это образом Творца, нельзя вырвать один глаз в честь другого, природа духа неделима, как неделим абсолют. Но обретение абсолютной полноты - удел только воистину бесстрашны х.
Лев бодрствует днем и спит ночью. Он видит ярче и лучше змеи, но его внимание всегда приковано к тому, что движется.
Орел видит дальше и зорче змеи, но когда он устает - он закрывает глаза. Его внимание всегда приковано к тому, что неподвижно.
Всякая тварь земная половину времени бодрствует, а половину времени спит - и видит сны, навеянные собственным разумом.
И только змея не может закрыть глаза - ее веки прозрачны. Ее мир всегда один и тот же - днем и ночью, и всегда одинаков ее взгляд. Она не гонится за своей добычей и не питается падалью - своим жертвам она поражает волю.

Говорят, что мы коварны. Но мы просто терпеливы. Горячность нам чужда - она удел глупцов и трусов, чья смелость зависит только от стечения обстоятельств.
Говорят, что мы хитры. Но мы просто проницательны. Леность ума чужда нам - она удел тех, кто никогда не стремился к вечности.
Говорят, что мы честолюбивы. Но мы просто уважаем свой удел и свой выбор.
Говорят, что мы горды. Мы просто не предаем себя.
Говорят, что мы жестоки. Нам просто чужда сентиментальность. Ей утешаются те, кому не хватило духа идти избранным путем до конца, и кто может лишь оплакивать свою слабость - человеческую, очень человеческую, слишком человеческую, чтобы за нее не было стыдно.
Говорят, что мы аморальны. Но мы просто свободны.
Говорят, что мы опасны. Но мы - ваше полночное солнце, в лучах которого лучше всего видна ваша зависть.
Говорят, что мы бесконечно презираем тех, кто ниже нас. Какая глупость - змея ползет ниже всех. Мы презираем только предателей. Тех, кто выпросил себе крылья, острые зубы и крепкие кости - но так и не взлетел.
Нас отвращает только одно - ужас обыденного существования.
Мы не такие, как все. Наши слабости либо уродливы, либо прекрасны. Наши мечты чудовищны, безнравственны, неосуществимы, грандиозны, пагубны - но они точно не такие, как ваши.
Мы всегда переступим через вас - но не ради самих себя, а ради того, кто создал нас.
Мы не восхищаемся Салазаром Слизерином - Озерным Принцем, растворившем себя в мировом эфире. Мы стремимся к нему. Он был одинок, потому что лучше быть одному, чем с кем попало.
От обывательского благополучия, от ограниченности, от пресловутого равенства, от лицемерного панибратства, от круговой поруки, от вечной непритязательности, от бесталанности, что выдается за скромность, у нас сводит зубы. И язык наполняется ядом. Мы будем жалить вас, пока вы не прозреете.

Говорят, что мы - соблазн для остальных. Мы - не соблазн, мы - ваша проверка на прочность.