Родители отличались большой строгостью к своим детям, независимо от того, богатая была семья или бедная, принадлежала ли она к аристократии или перебивалась чем Бог послал. Они надеялись, что строгое воспитание позволит их чадам вырасти ответственными, дельными людьми, уважаемыми в обществе. Такие издания, как «Книга о ведении домашнего хозяйства» миссис Битон и «Как держать детей в строгости», были написаны, чтобы помочь людям в управлении домом и семьей.

Практически все без исключения дети аристократов росли в загородных имениях, а не в Лондоне. Временами высшее общество наводняло столицу, но чаще его представители находились здесь только по необходимости и по делам. Британцы, как писалось в книгах того времени, не просто владели землей, они принадлежали ей! Именно поэтому имения окружали не только парки и сады, но и девственная природа, любоваться которой они отправлялись ежедневно верхом на лошадях. Каждый ребенок независимо от пола тоже имел своего верного скакуна, первым и самым любимым на всю жизнь становился пони. И в зрелом возрасте рассказы о лошадях с интересом слушались и джентльменами, и дамами. За маленькими детьми в богатых семьях обычно присматривали няни. Большую часть времени малыши проводили в детской, где играли в немецкую железную дорогу с заводными паровозиками, французские фарфоровые куклы или собирали яркие мозаики. Первые уроки часто давали дома гувернеры. Жили большой семьей с бабушками, дедушками, сестрами и золовками, благо размеры дома позволяли. Вечера проводили вместе. Читали вслух, рассказывали сказки, играли в игры. В аристократических семьях к детям с раннего возраста относились как к взрослым и спрашивали с них тоже как со взрослых. Мальчиков одевали в костюмчики, девочек в длинные платья, походившие на туалеты, которые носили леди. От маленького барона, одетого в такой же, как у его отца, костюм, только с короткими штанишками вместо длинных брюк, и в возрасте пяти лет ожидались степенные и достойные ответы.

Главное правило, которому детей учили с пеленок, заключалось в том, что они должны быть видны, но не слышны. Находясь целый день под присмотром няни, а позже гувернанток или гувернеров и большую часть времени проводя в детской, нередко они видели маму и папу, только когда заходили в гостиную пожелать им спокойной ночи. Если в доме устраивался бал или прием, то наряженных малышей приводили показать гостям, после чего их сразу же уводили в спальню. В этот момент они старались вести себя особенно хорошо. Если же ребенок повел себя перед посетившей дом публикой не так как должно, то на следующий день он вызывался в отцовский кабинет, долго отчитывался и потом строго наказывался. Общественное мнение было главным мерилом жизни в XIX веке. К примеру, в воскресенье, когда вся семья отправлялась в церковь, у детей отбирали прежние игрушки и давали Ноев ковчег, специально приготовленный для этого дня. И навестившие семью в этот день люди видели, что здесь дети воспитываются в религиозном духе.

Проявления эмоций в детях не поощряли. Слезы необходимо сдерживать, обиды переживать в одиночестве. Мальчиков матери могли пожалеть только тогда, когда не видел отец, который иначе немедленно упрекнул бы женщину, что она воспитывает слюнтяя. К девочкам было особое отношение, им дозволялось плакать, но все равно малышки со своими бедами и огорчениями бежали не к маме, а к няне. Во многих семьях правила были так строги, что детям не разрешалось после последнего приема пищи никакой еды, только молоко. Бедняжки сидели голодными в своих комнатах и слышали разговоры сытых слуг о том, что соус сегодня подкачал и говяжья печень была пересолена. И хоть у них подводило живот от голода, дети не могли спуститься на кухню и попросить что-нибудь для себя.

Леди Бетти Гартврич, которая родилась в конце правления Виктории и чья сестра вышла замуж за родственника Уинстона Черчилля, рассказывала, что в Оксфордшире рядом с ними жила известная семья, которая каждый год устраивала в своем огромном доме праздники для детей. Это был действительно уникальный случай по тем временам. Никто тогда не устраивал для детей никаких мероприятий! Самое большее, на что они могли рассчитывать в смысле общения со своими сверстниками, это быть приглашенными на чай в детскую к знакомым. Попасть на детский праздник — мечта каждого ребенка в то время! О том, как он прошел, потом долго рассказывали в школах, и к попавшим на торжество относились как к небожителям. Маленькие дети приглашались с трех до шести часов вечера, постарше — с шести до восьми, и подростки — с восьми до десяти часов. Пирожные, лимонады, мороженое, надутые воздушные шары, только что изобретенные и сразу же вошедшие в моду, оркестр, море огней и прислуга, приставленная не следить и направлять, а исполнять желания! О чем еще можно мечтать!
«Я никогда не могла простить родителям, что они не разрешили мне пойти на этот праздник! — делилась в своих воспоминаниях леди Гартврич. — Мама сказала, что возбуждение от него повредит нам! Всю жизнь я жалела об этом!»

Матери из высшего света уделяли своим детям очень мало внимания. Довольно популярной была карикатура, отражавшая истинное положение дел. На ней была изображена светская дама, которая, встретив няню на улице, по ней узнала и своих детей. Поразительно, почему родители не желали общаться со своими детьми, когда в доме было столько слуг, помогавшим им освобождать личное время. Может быть, матерей раздражал ужасный дискомфорт женской одежды? Или они были болезненны настолько, что не могли переносить малейшего шума и резвости? Но чем меньше дети видели родителей, тем больше дорожили их вниманием, обожали и побаивались. Конечно, во всех семьях было по разному, но практически везде детский мир крутился вокруг няни, и никто никогда не мог вспомнить случая, чтобы ее не любили. О ней, рассказывавшей сказки перед разожженным камином, жалевшей после строгого наказания, тихонько приносившей с кухни лакомство, о ней помнили всю жизнь и относились подчас с большей привязанностью, чем к родителям.

Подрастая, дети начинали осваивать дом и имение. Целый мир открывался перед ними. Они то постоянно бегали на конюшню и слушали рассуждения конюха, то смотрели, как работал плотник или садовник, то смеялись над байками лакеев. В отличие от родителей, дети были гораздо более в курсе всех дел, происходивших в доме, знали всех слуг по именам, все их слабости, тревоги, чаяния. В начале XIX века в богатых домах взрослым даже не приходило в голову, что детям было бы интереснее в компании других мальчишек и девчонок. Вместо этого большую часть времени они проводили, наблюдая за слугами, родителями, их друзьями, если только не останавливались в их доме кузены и кузины, приблизительно того же возраста, что и они. Поэтому и их собственное поведение напоминало манеры маленьких взрослых, что вполне удовлетворяло домашних, и самым близким другом был маленький пони.

Отец Уинстона Черчилля, лорд Рандольф Черчилль вспоминал, как он умолял купить у почтового мальчика понравившегося черного пони. Он назвал его Мышь и дрессировал, чтобы тот стал скакуном, прыгавшим через барьеры, для охоты. Сколько счастливых дней осталось в его памяти, тех дней, когда он скакал на своем пони вслед за охотничьими собаками! Как у него горели щеки, когда он обогнал больших лошадей, перепрыгивая через ограды Оксфордшира. А Дейзи Уорвик, та самая леди Уорвик, в которую был влюблен принц уэльский, как она проводила свое детство? В конюшне, ухаживая за своим любимым белым пони и обучаясь прыгать на нем через кустарники и водные преграды. А Л0рд Чарльз Бересфорд, с кем у принца была ужасная ссора из-за нее? Что он помнил из своего детства? Как охотился в Ирландии и однажды, мчась на своем пони вслед за своим дядей лордом Уотерфордом, увидел, как тот упал с лошади и сломал себе шею.
Для многих детей середины пятидесятых годов, особенно мальчиков, детство заканчивалось раньше, чем для их отцов и дедов.

В стране испытывался дефицит в образованных и знающих молодых людях, годных для службы в колониях сильно расширившейся империи. Тогда стали создаваться школы, в которых дети аристократов с восьми лет вместе учились и жили в огромных, холодных комнатах по девяти месяцев в году. Вплоть до окончания заведения им разрешалось проводить дома только каникулы. Любой мало-мальски образованный человек, у которого были средства, мог открыть такую школу. Чтобы получить прибыль, хозяин платил учителям очень мало, и не всегда удосуживался собрать сведения об их собственном образовании. Лучшим способом сэкономить деньги было ограничение учеников в еде! Лорд Кнатсфорд, которого в 1860х годах восьмилетнего отослали в школу, рассказывал, что она была старательно выбрана его отцом.
«После жидкого супа нам давали по большому куску безвкусного пудинга для того, чтобы уже не хотелось мяса, которое должно было подаваться на второе. Раз в неделю нас мыла в цинковой ванне старая горничная. Всех 21 человека по очереди, всех в той же грязной воде!» Очень строгая дисциплина, страх перед наказанием и месяцы вдали от семьи.

А вот и характеристика одного из учителей, преподававшего в очень хорошей, по стандартам того времени, школе. «Мы должны были вставать перед ним на колени и ждать, пока он не зажимал наши головы коленями и затем со всей своей высоты бил нас по голым местам мокрыми розгами, издававшими ужасающий свист».
Мистер Хантингфорд использовал метод воспитания слишком жестокий для маленьких провинившихся, в его школе было столько детей аристократов, что ее называли «Палатой лордиков». Единственный сын сэра Джона Лесли, известнейшего художника викторианской эпохи и леди Констанции ДаунсонДамер, красивейшей женщины своего времени, близких друзей Чарльза Диккенса, вспоминал, как в возрасте 10 лет его отправляли из школы, находившейся в Ирландии, домой одного. Бедняга, добравшись до Ливерпуля, ехал до Лондона снаружи кареты без пальто, которое ему забыли вручить. До дома он доезжал замерзший как сосулька, но не возмущался и не жаловался, поскольку родители посчитали бы эти проявления чувств плохими манерами.

Почти у каждого джентльмена были свои ужасные воспоминания о начальной школе. Исключением являлся лорд Рандольф Черчилль, который был вполне доволен своим детством, проведенным там. Он никак не ожидал, что его семилетний сын Уинстон попадет в руки архисадисту! Если бы не няня, заметившая жуткие следы побоев на теле мальчика, его отец никогда бы и не узнал, что происходило с его сыном. Он был холодным человеком, но не жестоким, почему же он не рассказал обо всем другим родителям, чьи дети так же страдали от бесчеловечного обращения? Удивительно, как бездумно и легкомысленно аристократы отдавали своих детей в школы, которые не контролировались никакими органами и над которыми не было высших инстанций, кроме голоса совести! В некоторых из этих учебных заведений ситуация была настолько ужасной, что дети находились на грани истощения и ломались морально от постоянных издевательств. Подобную школу Чарлз Диккенс описал в своем произведении «Николас Никльби». Прототипом учителя садиста послужило реальное лицо, в школу которого родители перестали посылать детей.
«Я часто вспоминал прошлое с джентльменами моего возраста, и все они говорили, что не вернулись бы в школу ни за какие деньги! Любимым занятием старших мальчиков было заставлять младших есть жирных мух! Издевательства приравнивались к искусству. Если ты был не в ладах со счастливым обладателем посылки, то оставался голодным! Единственной едой был обед. За завтраком и ужином мы должны были разделить со всеми присланную еду. Учили нас хорошо, но страдания От учителей были ужасные! Многие и через пятьдесят лет не могут вспомнить о них без содрогания, а некоторые так никогда и не оправились!»
Пережив кошмары школьных дней, к восемнадцати годам взрослые и возмужавшие юноши выбирали себе место службы. Головастые и сметливые шли в политику и изучали законы, но и середнячки и неудачники были вполне уверены, что найдут себе место, где смогут послужить стране.

Строгость отношения к детям во многом исходила от королевской семьи, которая являлась примером для всех сограждан. Удивительно, что Виктория, которая сама в детстве так ужасно страдала от тирании матери, что боялась слово сказать, и выросла, не имея ни малейшего представления как играть со сверстниками, позволила своего старшего сына воспитывать в подобном духе!
В пять лет, когда дети аристократов еще были окружены заботами своих нянь, подкармливались кухарками и проводили большую часть времени на конюшне, наследника уже начали обучать языкам (английскому, французскому и немецкому). До конца жизни он произносил букву «р» на немецкий манер. В семь лет он поступил под надзор команды экспертов, возглавляемой мистером Генри Берчем. Детство кончилось. Принц должен был изучать каждый день, включая субботы: языки, религию, математику, географию, письмо, историю, рисование, музыку. Занятия проводились с раннего утра до позднего вечера и были так серьезны, что мистер Берч с гордостью докладывал Виктории, что на них совершенно отсутствует фривольная атмосфера некоторых английских школ! Подобные места обучения были не лучшим местом на земле, но там хотя бы наблюдались светлые моменты: игры, общение с другими мальчиками и, наконец, каникулы. У бедного Берти (так звали королевского сына) за весь год свободными от занятий были только Рождество, Пасха и дни рождения членов семьи. Наследника учили также ездить верхом и прыгать через препятствия на своем скакуне, спортивным играм, танцам, стрельбе. И все это только в обществе взрослых людей, следивших за каждым его шагом!

Год от года добавлялись и новые науки. Казалось, не было предмета, который Берти не охватил бы в своем изучении. Все занятия, даже такие приятные, как скачки, проходили без огонька, веселья, игры. Малейшая вольность пресекалась. Вместо того чтобы заинтересовать ученика, его наставники даже увлекательные предметы превращали в скучное времяпрепровождение. Все это вело к неизбежному нервному срыву. Однажды наследник, придя в состояние совершенно неконтролируемой ярости, отказался чему либо учиться. Истерически крича на своих мучителей, он высказал им, что ни одного из них не желает больше видеть! Виктория не углядела в этом взрыве ничего тревожного и, отнеся неожиданный всплеск эмоций к плохому поведению сына, вскоре распорядилась возобновить его занятия.
Когда наследнику исполнилось одиннадцать лет, мистер Берч оставил свою должность, написав предварительно откровенный доклад принцу Альберту, что, по его мнению, многие странности в поведении его подопечного происходили от желания контакта со своими сверстниками. «У него нет стандартов, по которым он мог бы оценить свои собственные силы. Я всегда находил, что характер подростков более формируется от общения с другими, с кого они подчас срисовывают поведение, чем с учителями. Наследнику не должен быть разрешен этот контакт!»
Когда Берти и его младший брат Альфред впервые посетили лучшую школу Англии Итонколледж и провели несколько часов в компании предварительно отобранных мальчиков, они совершенно не знали, как себя вести! Перевозбужденные и до невозможности смущенные, они показались своим сверстникам агрессивными и грубыми. Королевские сыновья конечно же жаждали побегать вместе со всеми, как и все обычные мальчики, поиграть во что-то, порезвиться, понравиться сверстникам, но свобода приходит от быстрого умения освоиться, чего они были совершенно лишены из-за пристального наблюдения наставников!
Однако несмотря на то, что учителя наследника, казалось, стремились убить все здоровые инстинкты в своем подопечном, желание наслаждаться жизнью сохранилось в нем до конца его дней. Во время своего первого визита в Париж в 1856 году он бесконечно восхищался городом и, находясь там вместе с родителями, умолял их разрешить ему остаться немного дольше, чем было запланировано. Окружение Наполеона III также восхищалось стройным, красивым мальчиком в шотландском национальном костюме.

В шестнадцать лет наследник вместе с тремя своими учителями и четырьмя мальчиками из Итонколледжа отправился в поездку по Германии. В первый же вечер по прибытии случился эпизод, о котором после расследования секретно докладывал ее величеству генерал Генри Понсонби. В рапорте учителя, чрезвычайно шокированного произошедшим, было замечено: «Очевидно, что принц Уэльский еще недостаточно образован, чтобы соответствовать своему положению!» Право, дело было не в образовании! Весь сырбор разгорелся от того, что наследник поцеловал девушку! Шестнадцатилетний юноша без всяких учителей вдруг обнаружил, что прикосновение к щечке девушки, оказывается, очень приятно! По возвращении домой провинившегося принца отослали на несколько месяцев в Виндзор для интенсивной подготовки к экзамену по военному мастерству. Нелегко было найти подходящих молодых людей для его компании, но трех примерных юношей все же отобрали. Принц Альберт подготовил для каждого из них конфиденциальный материал, в каких направлениях они должны были повлиять на его сына:

«Джентльмен не должен беззаботно потворствовать своим желаниям понежиться на софе, развалиться в кресле, встать ссутулившись. Он не поставит под удар производимое о себе впечатление засовыванием рук в карманы! Он ни в коем случае не опустится до заимствования манер от конюха или глупого модного тщеславия от денди. Он должен сам позаботиться, чтобы его поведение и одежда были самого лучшего качества!» Удивительно, что отца волновала только внешняя сторона: как сын держится, и впечатление, которое он производит на окружавших. Похоже, что внутренний мир Берти не интересовал принца Альберта. Этим вопросом занимались учителя.

В конце 1858 года премьер-министр Дизраэли высказал свое мнение о наследнике престола: «Я сидел рядом с принцем Уэльским за ужином, и сердце мое переполнялось радостью! Интеллигентный, знающий, с исключительно приятными манерами!» А ведь Виктория как-то признавалась в письме к своей старшей дочери: «Берти — это карикатура на меня! Это само по себе плохо, а в мужчине — это просто ужасно! Ты, моя дорогая, несомненно дочь своего отца!»
Поразительно подобное признание для матери! Если бы Виктория не была известна своей необыкновенной привязанностью к мужу, то можно было бы заподозрить, что Берти произошел совсем от другого корня. Однако она повторяла эту фразу и своему сыну. Отношения между ними всегда были сложными!
При поступлении в Оксфордский университет ему не разрешили поселиться вместе с другими студентами. Для наследника была снята квартира, где он находился под постоянным наблюдением. Процесс обучения проходил в компании шестерых отобранных учеников, для которых лекции читались самими профессорами. Приблизительно в это время у Берти стали проявляться первые признаки болезни, связанной с неконтролируемым желанием есть, и первые намеки на тучность. Через год наследника перевели в Кембридж (в Тринити-колледж). Он поселился в четырех милях от города, откуда совершал ежедневные поездки верхом.
В 1858 году наследник посетил Турин, куда он был приглашен королем Виктором-Эммануилом II. Виктория не была рада этому. Она боялась, что грубоватые манеры итальянского короля послужат плохим примером для ее сына. Однако были и другие причины «ля ее переживаний, что можно видеть из письма, поступившего перед отъездом наследника в посольство Сардинии в Лондоне: «До нас дошли сведения, что ее величество опасается отпускать наследного принца в Турин, боясь, что возникнет опасность потери им невинности. Настоятельно прошу уверить, что если наследник приедет со всеми своими бесценными качествами, то вместе с ними он и вернется! Нами будут приняты все меры, чтобы в Турине не случилось ничего подобного!»
И действительно, итальянские власти так плотно опекали принца, что его «бесценные качества» были сохранены.

Летом 1861 года принца послали в военный лагерь со строжайшей дисциплиной. Принц Альберт настоял, чтобы его сын был приписан к гренадерскому полку и одет в полковничий мундир. Там наследник не только осваивал военное дело, но и учился выстраивать отношения с офицерами своего полка. Дважды в неделю он накрывал стол для старших офицеров и еще раз в неделю приглашался в другие полки. Оставшиеся вечера он проводил в тиши, занимаясь или читая книги. У Берти сложились настолько дружеские отношения с офицерами своего полка, что, заботясь о нем, они решили привести к нему привлекательную актрису Нелли Кларк. Все эти вояки имели любовниц и подружек, и им казалось странным, почему наследник не может ощутить всех радостей походной жизни. Его помещение находилось в центре лагеря, но несмотря на все преграды, верные друзья смогли доставить ему в полночь симпатичную девушку. Вскоре после возвращения наследника в Кембридж мисс Нелли Кларк стала хвастать своим знакомым в Лондоне, что она лишила невинности принца Уэльского. Скандал разразился в ноябре, вскоре после дня рождения Берти — ему исполнилось двадцать лет. Принц Альберт учинил расследование этого дела и выяснил, что ситуация с актрисой Кларк действительно имела место.
16 ноября он написал сыну, что, узнав обо всем, почувствовал такую сильную боль, какой не испытывал никогда в жизни! «Ты не должен, ты не смеешь не оправдать нашего доверия!» 25 ноября принц Альберт отправился в Кембридж к своему сыну, чтобы, выслушав кающегося грешника, простить его. Через несколько дней он почувствовал себя больным и пожаловался старшей дочери: «Переживания и сожаления о предмете, о котором я молю не спрашивать меня, совершенно лишили меня сна. Я совершенно обессилен». Через неделю у него поднялась высокая температура, начался тиф и 14 декабря он умер.
Королева Виктория была вне себя от отчаяния и винила старшего сына в смерти любимого Альберта.
Тщетно министры пытались убедить Викторию, что для молодого человека естественно увлекаться актрисами. Она не желала ни видеть Берти, ни слышать о нем. В конце концов было принято решение отправить его в путешествие по Ближнему Востоку, после чего женить принца на красавице принцессе Александре, пока Берти и сам был не против этого.
Когда же в поездке он получил письмо от Виктории, в котором она, оправившись от шока, была добра к нему, то был настолько счастлив, что это не осталось не замеченным для окружающих. Один из сопровождавших его приближенных говорил позже: «Я бы желал, чтобы вы видели лицо принца Уэльского, когда он читал письмо от королевы! Оно сияло от удовольствия!»
Наследник любил свою мать и нуждался в ее любви так же, как и самый обыкновенный человек Викторианский век был жесток, и недостаток любви, чувствовавшийся во всех семьях, происходил от убеждения, что строгость воспитывает, а любовь балует и портит детей. Сын Эдуарда VII, Георг V, был также очень строг. Его дети по раз и навсегда заведенному порядку приходили на завтрак без пяти девять, выстраивались в одну линию и стояли так до тех пор, пока с первым ударом Биг-Бена отец не входил в столовую.

(c) Т. Диттрич "Повседневная жизнь викторианской Англии",
изд-во "Молодая Гвардия" 2007 г.